Больше на грыжу межпозвоночного диска с корешковым синдромом походит.

А Вы видели, в каком состоянии вышел Борис Стомахин из нашей российской тюрячки?)))) Беззубый и вообще какой-то... никакой-то... Не курорт!!! Сейчас Стомахин свалил в загранку и вроде чутка подлечился

Среди лично моих знакомых (кого я лично знаю, а не по переписке) отсидели четверо.
Все вернулись более-менее здоровыми. У одного ноги чуть-чуть искривились (его пытали продолжительным стоянием на ногах, ноги опухали и в итоге стали кривыми), а у другого был туберкулёз (вылечили) и зубы частично выпали. Но никто из этих четверых не хотел назад на тюрьму! Никто! ))))
Все после отсидки стали вести себя законопослушно - лишь бы снова не попасть на тюрьму.

Edited at 2021-03-29 10:36 am (UTC)

Я бы и язык ампутировал "ампутируем поциенту правую ногу -- Чик, я сказал ногу -- чик -- я сказал правую -- чик -- ну и зачем ему одна рука, кляузы на нас писать -- чик -- ну и чтоб не болтал лишнего...

Нехватка бутирата, ясное дело...

Однако забавно, когда чиновники, которые топили ЗА повышение пенсионного возраста сами помирают ранее 65 лет

причём: Сами. Всё сами!(с)

Головой Сисяну надо было думать.
Тем более с его деньгами. Он же недавно "лечился" в Шарите. Мог бы и обследоваться по случаю.
Странно, что вопрос о его здоровье поднялся в тюрьме и ни днем раньше.

Алексей Анатольевич Навальный, возвращаясь из Германии в РФ, должен был быть готов ко всему. В том числе и к тому, что его посадят на тюрьму, помучив немного новыми судебными заседаниями (на счёт оскорбления ветерана). Если для него (борца с режЫмом с многолетним стажем!) взятие под стражу, СИЗО, несколько судебных заседаний, отправка в колонию - это стресс, то грошЪ ему цена! Не стрессоустойчив! Нам такие люди в качестве лидеров не нужны! (При всём уважении...).

Советую перечитать эпизод из книги "Обитаемый остров", когда допрашивали "Вепря":
— Так, — сказал адъютант. — Остались: Орди Тадер, Мемо Грамену и еще двое, которые отказались себя назвать.
— Вот с них и начнем, — предложил штатский. — Вызывайте.
— Номер семьдесят три-тринадцать, — сказал адъютант.
Номер семьдесят три-тринадцать вошел и сел на табурет. Он тоже был в наручниках, хотя одна рука у него была искусственная — сухой жилистый человек с болезненно-толстыми, распухшими от прокусов губами.
— Ваше имя? — спросил бригадир.
— Которое? — весело спросил однорукий. Максим даже вздрогнул: он был уверен, что однорукий будет молчать.
— У вас их много? Тогда назовите настоящее.
— Настоящее мое имя — номер семьдесят три-тринадцать.
— Та-ак… Что вы делали в квартире Кетшефа?
— Лежал в обмороке. К вашему сведению, я это очень хорошо умею. Хотите, покажу?
— Не трудитесь, — сказал человек в штатском. Он был очень зол. — Вам еще понадобится это умение.
Однорукий вдруг захохотал. Он смеялся громко, звонко, как молодой, и Максим с ужасом понял, что он смеется искренне. Люди за столом молча, словно окаменев, слушали этот смех.
— Массаракш! — сказал, наконец, однорукий, вытирая слезы плечом. — Ну и угроза!.. Впрочем, вы еще молодой человек… Все архивы после переворота сожгли, и вы даже не знаете, до чего вы все измельчали… Это была большая ошибка — уничтожать старые кадры: они бы научили вас относиться к своим обязанностям спокойно. Вы слишком эмоциональны. Вы слишком ненавидите. А вашу работу нужно делать по возможности сухо, казенно — за деньги. Это производит на подследственного огромное впечатление. Ужасно, когда тебя пытает не враг, а чиновник. Вот посмотрите на мою левую руку. Мне ее отпилили в доброй довоенной охранке, в три приема, и каждый акт сопровождался обширной перепиской… Палачи выполняли тяжелую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. И мне было страшно. Только очень большим усилием воли я удержался тогда от болтовни. А сейчас… Я же вижу, как вы меня ненавидите. Вы — меня, я — вас. Прекрасно!.. Но вы меня ненавидите меньше двадцати лет, а я вас — больше тридцати. Вы тогда еще пешком под стол ходили и мучили кошек, молодой человек…
— Ясно, — сказал штатский. — Старая ворона. Лучший друг рабочих. Я думал, вас уже всех перебили.
— И не надейтесь, — возразил однорукий. — Надо все-таки разбираться в мире, где вы живете… а то вы все воображаете, будто старую историю отменили и начали новую… Ужасное невежество, разговаривать с вами не о чем…
— По-моему, достаточно, — сказал бригадир, обращаясь к штатскому.
<...>
— Бригадир еще немного подумал, поднялся и огласил приговор. — Обвиняемый номер семьдесят три-тринадцать приговаривается к смертной казни, срок исполнения приговора не определяется, впредь до исполнения приговора обвиняемый имеет пребывать в работах на воспитании.
На лице ротмистра Чачу проступило презрительное недоумение, а однорукий, когда его выводили, тихонько смеялся и тряс головой, как бы приговаривая: "Ну и ну!.."

Вообще-то речь идет о симулянте, потому что по заключению врачей у него удовлетворительное состояние здоровья.

Терран запугал их так, что они решили уморить истинного борца за Прекрасную Россию Будущего!